×

Пролетая над крыльцом психушки: кемеровская медсестра о пациентах, с которыми страшно

Один пациент напал на медсестру и выдавил ей глаза. Другой завёл в больнице однополые отношения. А была ещё женщина, которая с ума сошла после того, как её сын изнасиловал. Эти истории — лишь малая часть ежедневной рутины для врача кемеровской психбольницы. Мы на условиях полной анонимности пообщались с одним из сотрудников медучреждения, который рассказал про все особенности работы в психбольнице. Людям с неустойчивой психикой рекомендуем воздержаться от прочтения.

О работе

Я проработала в Кемеровской областной клинической психиатрической больнице почти семь лет. Была медицинской сестрой. У меня, грубо говоря, было две задачи: надзор и медицинская деятельность. Надзор 24/7: следить, наблюдать за пациентами, улавливать их поведение, симптомы, настроение. Необходимо было знать особенности поведения пациентов: у кого склонность к суициду, у кого агрессия, чтобы знать, как предотвратить это. В мои же обязанности входила организация работы санитарок. Правда, если человек знает свою работу и её делает, то ничего не нужно было организовывать. На мне же была работа с документацией, манипуляции различные, связанные с подменой и заменой сотрудников. По выходным, например, приходилось самой полностью заменять процедурную медсестру. Таблетки сами себя не разложат, инъекции и внутривенные вливания сами себя тоже не сделают.

В мои обязанности входил и уход за пациентами. Если он лежачий, то мне нужно было следить за его чистотой, заниматься профилактикой пролежней, кормлением. Я же выдавала лекарства, брала биоматериал для исследований, вела журнал описания пациентов. Каждую смену медсестра в пяти-семи предложениях должна была описать пациента: настроение, поведение, жалобы, аппетит, сон, внешний вид. С пациентами нужно было гулять, вести по ним отчёт. Перечислять, на самом деле, можно до бесконечности – я занималась абсолютно всем.

Добровольно получать лечение хотят единицы. Все остальные думают, что они и так здоровы, а мы их травим. Классика.

Я работала по будням в ночь, а по выходным день. Если это ночная смена, то к 17:30 нужно прийти: переодеться, принять смену, подготовиться морально. В 18:00-18:30 ужин. Вот тут ты из медсестры превращаешься в официанта: накрой, накорми, обязательно надзор опять же. Потом пошёл работать с документами, готовить пробирки для анализов на утро, ну и нужно успеть заполнить ещё 100500 журналов. При этом ты должен успевать всё видеть и слышать вокруг. С 19:00 до 20:00 у пациентов время гигиены. Нужно проследить, чтобы санитарки присутствовали при этом, не оставляли пациентов одних в ванной (зона повышенной опасности, скользкий кафель, кипяток и тд), проследить, чтобы все по возможности осуществили гигиену, чтобы на утро не осталось немытых, с грязной головой, невкусно пахнущих, с грязной одеждой. В 20:00 приём вечерних лекарств, опять же контроль, чтобы все выпили таблетки, не запрятали, не выплюнули и рвоту чтобы не вызывали. Уговори тех, кто не хочет пить лекарства, не получается — тогда на выбор лекарство в виде инъекции или клизмы. Потом у пациентов поздний ужин, после этого вечерние инъекции. Не хочет идти — убеди, уговори, пообещай, соври. Не получается — поймай и уколи, пока тебе не прилетело от пациента. Вообще-то добровольно получать необходимое лечение хотят единицы. Все остальные думают, что они и так здоровы, а мы их травим. Классика.

Эта работа, конечно, не может пройти бесследно. Произошла некоторая профдеформация. Видишь в поведении окружающих людей немного больше отклонений, чем другие, не работавшие в подобном медучреждении. Да и более циничной за это время стала. Проще отношусь к жизни и смерти, но это скорее присуще всем медикам, а не именно работникам психиатрической службы.

Пациенты 

Люди в психбольнице оказываются по разным причинам. Бывает такое, что человек знает о своей болезни, понимает, что начинается обострение и приходит к нам сам. Но это крайне редкие случаи. В основном все поступившие пациенты отрицают, что чем-то больны. Обычно их привозят родственники, а если человек очень сильно не хочет ехать добровольно, то его привозят силой — на «скорой». За время работы привыкла и к двум смертям подряд с интервалом в 2 часа от соматических заболеваний, и к шизофреникам, и к суицидникам, и к побегам «принудчиков». Как-то одна просто снесла три железные двери с висячими замками с петель. И даже к нападениям на персонал привыкла. У нас был такой случай, давно, правда, один эпилептик попросил у раздатчицы внеочередной кипяток, а она ему ответила в стиле: «ой, всё, мне некогда, не видишь я посуду мою. И вообще — не положено, уходи». Так он через некоторое время подкрался к ней сзади и глаза ей выдавил. Эпилептики, кстати, очень злопамятные.

Он через некоторое время подкрался к ней сзади и глаза ей выдавил. 

А на персонал нападают, потому что возбуждены. Особенно часто это происходит в начале госпитализации, пока состояние ещё не купировано. Нападением можно считать конфликт персонала и пациента, когда пациент не хочет выполнять режим, не хочет пить таблетки, а персоналу надо ввести лекарство в организм пациента любым доступным способом. Сначала уговариваем, конечно. Они могут взбрыкнуть, опрокинуть таблетницу, плеснуть в тебя водой из мензурки, швырнуть в лицо таблетки. Ну или выплюнуть. И так происходит всегда, когда пациент с чем-то не согласен и не адекватен.

Жутко становится рядом с теми, кто что-то видит или слышит. Особенно видит. Особенно ночью, сидя на кровати и с ужасом смотря тебе за спину. Но шизофреники сами по себе не опасны. Физически нападать первыми для них не характерно, они могут не давать спокойно жить. Особенно при бредовых формах. Есть такой синдром — Кандинского-Клерамбо, в него входит бред воздействия, бред преследования, псевдогаллюцинации, и вот с этим бредом они могут не давать жизни соседям. «Они везде поставили маячки, следят за мной», «в окна подглядывают, приходят ко мне домой, когда меня нет дома», «они подключили к моему крану с холодной водой свою канализацию и топят меня дерьмом» и так далее. В одном нашем вузе (не будем называть каком именно, но он гуманитарный) была преподавательница, которая на полном серьезе утверждала, что против неё на кафедре заговор, называла студенток проститутками, говорила, что видела их в публичном доме. Потом она полечилась у нас и сменила профессию. Суицид для шизофреников тоже не характерен, так что они не то что бы опасны, они могут осложнить жизнь.

Причём, обычному человеку, не медику, невозможно понять, что перед тобой шизик стоит. Тем более сейчас, когда каждый может делать всё, что хочет в рамках закона. Достаточно будет просто вызвать бригаду скорой помощи, если что-то заподозрил, а не вешать штампы на людей, не имея компетенции. Тем более, некоторые особенности характера и поведения (ипохондричность, возбудимость, подавленность) могут быть результатом совсем не психических расстройств, а например, заболеванием щитовидной железы.

Самое дикое, к чему привыкнуть невозможно, — это когда сын насилует собственную мать и у неё от этого едет крыша.

Но это всё мы видим изо дня в день. А вот бывают случаи, которые запоминаются своей дикостью. У нас в отделении, например, как-то лежала особо опасная убийца. Она находилась у нас для решения вопроса о мере наказания (тюрьма или психбольница), к ней был приставлен конвой. Но руководство больницы почему-то решило, что конвою не место в отделении, не имеют права они там находиться, пока не доказано, что она преступница, а не психбольная. Там история такая была, что она жила в исправительном поселении, работала дояркой и просто забила насмерть человека. Её от нас потом перевели в спецотделение и мы разом выдохнули.

Встречаются и однополые сексуальные связи среди пациентов. Были ли у них такие предпочтения до госпитализации – никто не уточняет. Но некоторые лежат в больнице годами, потребности всё-таки. Тем более, у нас не такая больница, которые в фильмах показывают: одноместные палаты, идеально белые и чистые стены, кровать и так далее. Как в кино – только в кино. У нас бетонный пол, подъездный style — стены наполовину покрашены, наполовину побелены, железные койки, по 5-15 человек в палате. Многие, кстати, продолжают общаться и после выписки, а некоторые вообще не общаются с другими пациентами и соседями по палате.

Но самое дикое, к чему привыкнуть невозможно, — это когда сын насилует собственную мать и у неё от этого едет крыша. Сыну где-то под 30, не очень он благополучный был. Деталей я уже не помню, но случилось так как случилось. Мать в больнице, сын в тюрьме. Запомнилась ещё одна более жуткая история. Женщину тоже сын изнасиловал, крыша поехала, но в другую сторону. Она его убила, подтащила кресло к телевизору, села в кресло, сложила ноги на труп сына и смотрела телевизор. Через несколько дней труп, естественно, завонял, соседи вызвали полицию и обнаружили эту женщину всё так же сидящей перед телевизором со сложенными на труп сына ногами. И вот таких историй огромная куча, на самом деле.

Как-то поступила к нам беременная, когда её не устраивал режим, она билась животом об угол стола. 

Лечилась у нас девушка, которая убила и закопала своего младенца, потому что тот лежал и кричал. В один момент ребёнок ей надоел. Было и такое, что семья берёт на опекунство подростка, чтобы получать за это деньги от государства, а отец её насилует. Такому ребёнку потом прямая дорога в психушку. Как-то наблюдалась у нас пациентка, которая в отделение поступила уже беременная. Не первый раз поступила и не первый раз беременная. Не самая благополучная дама. Так вот, когда её не устраивал режим (не пускали курить или не хотела принимать лекарства), она билась животом об угол стола. А когда её отпускало, говорила, что будет рожать, будет любить своего ребенка и тд. А первенца, кстати, так и оставила в роддоме. Он, между прочим, родился нормальным, как ни странно.

Об «овощах» и здоровых пациентах

Здорового человека маловероятно госпитализировать, есть показания к госпитализации. Если человек под них не попадает, то никому он в больнице и не нужен, койко-место занимать да харчи казенные просто так есть. Кроме того, здоровые бабули и дедули, например, родственникам не мешают, как показывает практика. Речь о таких пожилых людях, у которых старческое слабоумие, например. Они безобидны, но за ними нужен чуть более пристальный надзор/уход, они могу себя элементарно обслуживать, тихие, мирные, но нуждаются в большем внимании и заботе. Не все «благодарные» дети хотят такую, на их взгляд, обузу. Нанять сиделку — это деньги, приезжать каждый день их проведывать — время, забрать жить к себе — тоже сомнительное удовольствие. Вот и находится вариант — госпитализация, под предлогом того, что сама с собой разговаривает, кидается драться и так далее. А когда эта пациентка уже находится в отделении неделю, вторую, третью, вот тут-то и выясняется причина ее госпитализации. А бабуля-то «одуванчик» вообще. Родня просто от неё решила отдохнуть, за всё время родственники ни разу не пришли, не принесли передачку, мыльные принадлежности, лишнюю пару трусов и носков.

Родня просто от неё решила отдохнуть, за всё время родственники ни разу не пришли.

А про то, что в психушке из всех делают «овощей»… Как да, так и нет. Всё индивидуально. Кроме того, при отмене лечения все возвращается на свои места. Я наблюдала случаи, когда бабулечки по старости «гнали», их лечили и они заваливались (умирали – прим. Сибдепо). Со старостью вообще немного сложнее и лечить надо бы, и на терапевтических дозах они слегают. Вот и приходится подбирать ничтожно малую дозу. Всё очень индивидуально у каждого и не всегда предсказуемо.

О депрессии и почему она опасна

После такой работы я стала замечать, что в обществе, среди нас, есть люди с психическими отклонениями. С первого взгляда видно, что что-то не так с ним, а если удается пообщаться с человеком, то что-то подтверждается. Начинаешь понимать, почему люди ведут себя именно так, а не иначе. Неоднократно встречаю людей с депрессией в связи с какими-то жизненными обстоятельствами. Но вот из-за того, что каждый второй говорит, что у него депрессия, её никто всерьез и не воспринимает. А это опасное заболевание. Шизофреник, например, никогда не полезет в петлю, в отличие от депрессующего.

Шизофреник, например, никогда не полезет в петлю, в отличие от депрессующего.

У людей сегодня есть манера обесценивать чужие эмоции и чувства. Особенно это наблюдается со стороны старшего поколения. Вот в их время депрессией никто не страдал, некогда было, а сейчас она вон у каждого первого. Например, послеродовая депрессия у молодых мамочек (есть обоснованные причины) воспринимаются их же собственными матерями и свекровями как: «совсем девка распоясалась, неженка, в наше время не было никаких стиральных машин, посудомоек, нянек и ничего, справлялись!». А что делать этой молодой мамочке, если это не её вина, что у неё были тяжелые роды, гипоксия мозга из-за эклампсии и еще куча разных причин? Если она своего ребёнка не хочет видеть, кормить, обнимать и вообще подушку над ним ночью заносит, чтобы задушить?

Все меняется, жизнь меняется, многие заболевания молодеют, инфаркты это уже не заболевание старичков, а депрессия не болезнь неженок с тонкой душевной организацией. Надо это принять и понять. И нет гарантий, что сегодня ты скажешь кому-то: «чего ты ноешь, какая у тебя депрессия, руки, ноги, голова есть, жив-здоров, что ещё тебе нужно?», а он завтра не пойдет и не вздёрнется, потому что до этого ему 10 раз сказали тоже самое. И это стало последней каплей в ощущении его ненужности, непонимании его обществом.

Отношение руководства и зарплата

Отношение руководства – дрянь. Самодурство процветает: говорят только как делать нельзя, а как нужно — догадайтесь сами. Из того, что помню до сих пор:

— В отделении сушить вещи нельзя по нормам САНПиН.
— Тогда будем вывешивать на улицу.
— Нет, на улице сушить тоже нельзя, это портит внешний вид больницы, а вдруг родственники увидят.
— Увидят какого качества постельное и нательное бельё в больнице?
— Уволен.

Пусть бьёт, вы получаете за это надбавку за вредность!

Следующая порция:

— Бить пациентов нельзя!
— Их никто и не бьет.
— Ага, вы ловили и фиксировали буйную пациентку! И у неё синяки на руках от ваших пальцев!
— Она напала на санитарку и пыталась совершить побег, как нам её остановить?
— Как хотите, но без следов на теле!
— Это следы не от ударов, это следы от того, что её держали за руки, чтобы она этими руками никого не прибила.
— Пусть бьёт, вы получаете за это надбавку за вредность!
— То есть, если пациенты будут кидаться на нас драться, то даже обороняться нельзя, надо стоять и терпеть?
— Да! Вы за это получаете хорошую зарплату от губернатора!

А не хотите скинуться всем отделением на ремонт?

Был вообще как-то анекдотичный случай. На обходе главврача по отделениям:

— А что это у вас ремонт в отделении не сделан? (Спрашивает у заведующего отделением главврач!)
— Ну вы нам выделите на это средства, пришлите работников, а мы только «за».
— А не хотите скинуться всем отделением на ремонт?
— ???? А мы думали мы работаем, чтоб получить зп, а не чтобы её получить и сразу же на работе оставить.

Факт остается фактом — это очень бедная больница. А пошла я туда работать, потому что нужны были деньги. На тот момент зарплаты в психбольнице были выше остальных больниц среди медсестёр. И я не пожалела. Рутина и психбольница в одном предложении трудно употребить, а мне так даже было и лучше. Первая моя зарплата была 8 877 рублей. Долгое время можно было получать 13 000 рублей и считалось, что это очень даже хорошо. После трёх лет стажа – 17 000 и это было вообще отлично. Потом губернатор (уже бывший) решил, что мы не достигаем целевых значений по зарплате и добавил всем. Больше всего санитаркам, медсёстрам меньше, а врачам ещё меньше. Зарплата резко с 23 000 скаканула до 33-37 тысяч рублей. Ну а сейчас она катится к прежним уровням, бывшие коллеги рассказывают.

Текст: Карина Миллер.
Фото: Кадры из к/ф "Пролетая над гнездом кукушки".
Поделиться в VK
Поделиться OK
Отправить в телеграм
Отправить в WhatsApp