×

Борис Гребенщиков: «Я знаю себя, я обычный»

Минувшее воскресенье кемеровчане, собравшиеся вечером на площади Советов, запомнят надолго. Ещё бы! На одной сцене для них пели два замечательных музыканта — Максим Леонидов и Борис Гребенщиков.

Минувшее воскресенье кемеровчане, собравшиеся вечером на площади Советов, запомнят надолго. Ещё бы! На одной сцене для них пели два замечательных музыканта — Максим Леонидов и Борис Гребенщиков.

Рассказывать о концерте бессмысленно. Это было великолепное действо! Кто был, тот поймёт… А за три часа до концерта состоялась пресс-конференция, на которой гости отвечали на вопросы кузбасских журналистов. Ещё перед началом конференции организаторы концерта попросили не спрашивать Б.Г. о земледелии в Уругвае. Дескать, кто знаком с творчеством, тот поймёт. Вошёл Гребенщиков, его встретили, аплодируя стоя. Он тоже всех поприветствовал, окинул взглядом и предупредил: «Пока нет Леонидова, предупреждаю: его нельзя спрашивать о животноводстве в Аргентине. Он бесится (дружный смех — авт.). Меня можете спрашивать о чём хотите». Б.Г. достал пачку сигарет и попросил пепельницу, но человек около входа сказал ему, что курить здесь нельзя, на что Борис Борисович удручённо вздохнул: «Хорошо, хорошо…». Отойдя от вопросно-ответной формы, «МК» публикует некий сборник «тезисов от Бориса Гребенщикова» на разные темы…

О себе

— Я себя знаю, я обычный… Самое сложное время в моей жизни сейчас. Потому, что огромное количество планов и настолько не хватает времени — чудовищно. Я просто не знаю, что вообще делать. Так много идей, так много планов и так много всего хочется, и я не успеваю. Колоссальное сейчас время, но его не хватает. Получается так, что я утром просыпаюсь, начинаю что-то быстро-быстро делать, а потом в три часа ночи понимаю, что нужно уже спать ложиться, а ничего не сделал толком. Дом для меня то место, где стоят книжки и компакты. И ещё компьютер. Мне сложно играть, например, в филармонии. Потому что там сидят люди, которые пришли туда, чтобы их развлекали, когда они не подают никаких признаков действия. Но всё равно можно. Когда они реагируют, уже хорошо. Есть хорошая фраза: «Делай что должен и будь что будет».

О творчестве

— Единственный плюс «Аквариума» в том, что мы 33 года делаем то, что нам хочется. Поэтому, собственно, нас и слушают. Свои радиопередачи я делаю для самого себя, потому что у меня впервые есть возможность заявить свою точку зрения по поводу музыки и других психологических и магических явлений. Делаю я это широко, поэтому на радио уже жалеют, что меня пустили. Молодым музыкантам я хотел бы помочь, но я не знаю чем. Я бы хотел помочь им материально, но не могу. Я бы хотел, чтобы молодые помогли мне материально, хотя это вряд ли удастся (смеётся — авт.). А помощь со стороны организаций, которые могут помочь… Я не думаю, что она предвидится. К сожалению, всё будет, как оно было. Если мне понравится молодое дарование, могу по радио прокрутить. Вот видите, одно дарование уже прокрутил (улыбаясь, указывает на Леонидова — авт.).

О том, как быть легендой

— Мой рецепт простой: желательно про это не знать. Если приходится про это очень много читать в газетах, нужно разграничить: вот легенда, а вот — я. И между ними нет никакой схожести. Я никогда не становился заложником мифа о себе. Дело в том, что меня ещё никто не смог поймать. Когда вы говорите про Б.Г., вы говорите про Б.Г., которого ВЫ имеете в виду, но я его даже не видел, я его не знаю, я совершенно в другом месте. Так что мне сложно стать заложником.

Об эстраде

— Во-первых, эстраде невыгодно, чтобы помои с неё не лились. Эстрада — это помои, и она заинтересована, чтобы они лились. Во-вторых, есть заинтересованные люди, которые держат всё радио и телевидение. Они получают с этих помоев особые деньги. Поступают по примеру революционеров: почта, телеграф, телефон. Постепенно прибирают к рукам радио. Я против этого бьюсь головой об пол, об стены, обо всё остальное. Пока не будет независимого от Москвы радио, в России не будет ничего, потому что молодая группа из любого города России, если не попадает на московское радио, остаётся там, где она есть. А немосковские группы никакое радио крутить не будет, потому что им это невыгодно. Они получают деньги. Пока не будет независимого радио, ничего не будет. Будет продолжаться московское засилье. И дело тут не в том, что у вас нет денег. Москва собирает с вас сливки, но деньги-то у вас. Посмотрите на Ханты-Мансийск — они взяли себе свои деньги назад… часть… и посмотрите, как они живут. Они всё могут. Если вы ещё догадаетесь, что можно забрать деньги у Москвы себе назад и потом на эти деньги можно сделать что-то хорошее с точки зрения культуры, вам не будет цены. Пока же всё, что делается в культуре, диктуется Москвой. А пока это будет продолжаться, Россия будет в состоянии подводной провинции, провинции Москвы, а Москва — это чудовищный нарыв на теле России.

О рок-музыкантах

— Юрка Шевчук абсолютно искренне ненавидит попсу, но он не понимает, что, ненавидя попсу, он становится с ней на одну доску. Киркоров делает одно, Шевчук другое. Я не понимаю, не вижу, в чём повод для конфликта. Их аудитории не пересекаются. Но революционный дух не спрячешь. Нужно обязательно порвать на себе тельняшку и пойти на баррикады, на любые. У меня никогда не было цели общаться с Кинчевым, Шевчуком… Мне это неинтересно. Общение с ними не так интересно, как может издалека показаться. Я очень хорошо к ним отношусь, но я лучше буду общаться с другими людьми. Мы никогда с ними никуда не шли, в одном направлении. У нас есть модель, выработанная учебниками по истории, что нужно взяться за руки, взять булыжник в руки и куда-то идти. Не нужно! Нужно запереться дома, сидеть на месте и писать музыку или читать алхимические трактаты. Куда бы ты ни шёл, быстренько подойдут сзади ребята, скажут: «Так! Значит, вы сейчас идёте прямо, потом направо, там мы тебе дадим конверт с деньгами». Вот этим путём они идут. На презентации альбомов я никогда не езжу, потому что презентация — это светское мероприятие, чтобы засветиться в национальной прессе. Это меня совсем не интересует. А день рождения — это личное дело. Если меня кто-нибудь позовёт из друзей, я появлюсь… скорее всего. Виктору Цою хотят поставить памятник. Они из всех Лениных хотят сделать! Ну, зачем Витьке памятник? Подумайте, как бы он сам к этому отнёсся? Памятник — это груда железа в плохом подобии какого-то человека, его можно рассматривать как очень плохой фэн-шуй. Груда железа никогда никому лучше не делала. Я бы не хотел себе памятник.

О провинции и провинциалах

— Мои наблюдения подсказывают мне, что интеллектуальный уровень так называемой провинции значительно выше, чем в так называемых столичных городах. И люди значительно интереснее и умнее, и чище, и более открытые. Это относится ко всей России, исключений я не помню, а я по России езжу уже 15 лет. Поэтому, если говорить о провинции, нельзя забывать, что Россия на 99,9% — провинция. И именно эта провинция делает Россию такой, какая она есть. Если бы Россия была такая, как Петербург и Москва, это была бы не страна, а ужас, нечеловеческий кошмар. Я хорошо отношусь к Москве и Ленинграду, но они не делают никакую погоду. …Официально пресс-конференция закончилась. Леонидов быстро удалился, а Гребенщиков выступил с предложением: «Здесь просто нечеловеческая ситуация — здесь курить нельзя, поэтому предлагаю перенести пресс-конференцию плавно вниз и ещё пятнадцать минут с вами поговорить». На ступенях здания администрации города Кемерово сидел Борис Гребенщиков, курил, а вокруг толпой стояли журналисты и пытались продолжать интервью — такая картина предстала перед чиновниками, проходящими мимо. Так что корреспонденту «МК» удалось побеседовать с Б.Г. в неформальной обстановке: — Борис Борисович, отечественный рок-н-ролл скорее жив, чем мёртв, или наоборот? — Отечественный рок-н-ролл никогда даже не существовал, потому что та тяжёлая смесь, которую мы называем русским роком, к рок-н-роллу не имеет ни малейшего отношения. Фифти-фифти: смесь тяжёлого рока 70-х годов и советской эстрады. Потому что, если убрать барабаны, будет слышно, что 80% из того, что по радио передаётся, — это обычный попсняк. — А сами Вы себя к какому направлению относите? — А мы ни к чему себя не относим. — Если сравнить время Цоя и «Аквариума» и время «Ленинграда» и Земфиры — лучше, хуже или как? — Не знаю, мне «Кино» нравится больше, чем Шнур. Через несколько минут Гребенщиков сел в зелёную «десятку», помахал в окно рукой и уехал готовиться к предстоящему концерту, а толпа журналистов стала потихоньку расходиться в разные стороны, бурно обсуждая конференцию и рождая у себя в блокнотах новую легенду. Легенду о Б.Г.

Фото: Google Images.
Поделиться в VK
Поделиться OK
Отправить в телеграм
Отправить в WhatsApp