×

«Чё ты тут фигню малюешь»: откровенное интервью с кузбасским художником-трансперсоналистом

Несколько лет назад она возглавляла офис одного из банков в Кемерове. Ненавидела Ленинск-Кузнецкий и ощущала себя выжженной пустыней. Но одно пятничное утро круто изменило её жизнь.

Венера Валевская — успешный художник-трансперсоналист, организатор мастеров-классов по интуитивной живописи, владелица зарегистрированного бренда одежды. А, главное, — счастливая женщина.

Венера, что заставило отказаться от карьеры финансиста и сменить кресло руководителя на профессию художника?

В то время, когда я работала в финансовой структуре, вся моя жизнь принадлежала не мне. Однажды случился интересный такой момент, хорошо его помню: иду по улице и вижу на информационной доске единственное объявление с единственным же отрывным листком, где указан номер телефона. У меня мысли вплоть до выбора «жить или не жить — вот в чём вопрос», а этот листочек так и трепещет на ветру.

Подошла, читаю: «Институт НЛП набирает группу на холотропное дыхание. Кемерово». Думаю про себя: «О, вот этого я ещё не пробовала». Позвонила, оказалось, что есть одно место на завтра — на субботу. Записалась. С этого момента моя жизнь начала меняться. Это был 2011 год.

С тех пор я стала углубленно заниматься трансперсоналкой (траснперсональная психология — прим.Сибдепо.) и в итоге сейчас пошла уже на мастерский курс, это одна из высших ступеней.

Что такое холотропное дыхание?

Это одна из практик трансперсональной психологии. Трансперсональная психология — течение психологии, которое изучает трансперсональные переживания, изменённые состояния сознания и религиозный опыт, соединяя современные психологические концепции, теории и методы с традиционными духовными практиками. Холотропное дыхание — это практика, когда мы дышим чаще и глубже, чем обычно. С ним связано много мифов, причём совершенно нелепейших. На самом деле это мощнейшая практика. Я её называю этаким грейдером, который разгребает внутреннюю замусоренность человека.

А к рисованию как пришла?

Знаешь, вопрос не в том, как я стала художником — я всегда им была. Окончила художественную школу в Ленинске, где у меня был прекраснейший преподаватель Виталий Афанасьевич Санников. Сейчас понимаю, насколько он был великим по отношению ко мне, что не сломал, не перегнул, не переправил меня. Рисовала я синие помидоры — ну и бог с ними, с этими синими помидорами.

Сейчас понимаю эту тонкую грань, которую он не позволял себе переступать, не позволял себе говорить: «Чё ты тут фигню малюешь — надо вот так, так и так». Я ему благодарна и очень сожалею, что у меня нет возможности поговорить с этим человеком, он умер.

Потом я окончила Ленинск-Кузнецкое педагогическое училище по специальности «учитель начальных классов, преподаватель изобразительного искусства и черчения». То есть рисовала всегда, для меня это не было чем-то необычным, также как и пение, потому что папа хорошо пел.

Когда я пришла на холотроп, мой учитель Владимир Трусов задаёт вопрос: «Зачем вы пришли, какая ваша самая великая творческая мечта?». Не поверишь, я сказала, что хочу написать книгу, роман о жизни. Никакого отношения к рисованию, это, конечно, не имеет. А на холотропном дыхании есть такой момент, когда мы заканчиваем практику, — обязательно рисуем.

До этого я долго не рисовала и, когда взяла мелки в руки, бумагу, поняла, что мне комфортно в этом состоянии рисования. Так я стала потихоньку возвращаться к искусству. Ещё помню момент возвращения к жизни. Это произошло где-то через год, после того, как я начала заниматься холотропным дыханием. Осень, я иду по улице, поднимаю глаза на светофор и вижу зелёный цвет, оглядываюсь — вокруг меня начинают проявляться цвета — жёлтые листья на деревьях, красно-бурые листья под ними, кое-где зелёная травка, люди «в цвете». И я вдруг поняла, что прежде жила в сером мире. До этого момента у меня было такое ощущение, что внутри я выжженная пустыня, покрытая корками, которые образуются после дождя.

Постепенно эти корки в моей душе начали спадать, размягчаться. То есть я не начала рисовать, а просто вспомнила о том, что умею себя выражать через рисунок. Привели меня к этому мои состояния, которые я вновь начала испытывать.

Ты очень душевно рассказала об учителе из художественной школы в родном Ленинске-Кузнецком. Но сам город ты ненавидела. Почему?

Мне казалось, что там заключены все беды мира (смеётся). Там я испытала много душевной боли. Эти чувства проекцией легли на город, на людей, на строения. Единственным желанием, когда я туда приезжала, было уехать. На самом деле, моё отношение к городу не так давно изменилось. Я поняла, что если бы он не был таким, я бы не стала той, кто я есть. Но сейчас ни меня, ни мою маму ничего не связывает с Ленинском, я живу в Красноярске, мама — в Новосибирске.

Твоя стихия — интуитивная живопись. В чём уникальность и ценность этого вида искусства?

Я называла живопись интуитивной до определённого момента. Сейчас позиционирую себя как художник-трансперсоналист. Потому что я трансперсональный психолог, художник. Рисование — это способ передачи состояния. Сейчас я даю мастер-классы по интуитивному рисованию, которое подразумевает больше техники, и по трансперсональной живописи. В большей степени планирую развивать именно второе, то есть учить людей чувствовать свои состояния и транслировать их на бумагу или на холст, проявляя себя таким образом в мир.

Правда ли, что картину в жанре интуитивной живописи может написать любой человек? Скажем, моих способностей хватает только на то, чтобы схематически изобразить домик. Смогу ли я, посетив твой мастер-класс, нарисовать достойную картину?

Вот видишь, какая у нас в голове каша. Когда мне говорят «Венера, я не умею рисовать», мой вопрос звучит следующим образом: «А вы не умеете рисовать как кто?». Я, например, не умею рисовать как Сальвадор Дали, как Фрида Кало, как Шишкин, Серов, Ван Гог.

Но я умею рисовать как Венера Валевская. И так, как рисует Венера Валевская, не умеет никто. Здесь мы сталкиваемся с принципом принятия себя. Рисование со мной — это психологическая работа, направленная, в первую очередь, на познание и на принятие самого себя. Поэтому, повторюсь, когда мне говорят «Я не умею рисовать», я спрашиваю — «Как кто?».

И тут начинается психологическая работа: «Да, действительно, я попробую сделать, так, как я». Я редко встречаю людей, которым сразу нравится результат. Это просто психологически здоровые люди, которые довольны процессом работы и результатом. Но обычно в начале работы мы недовольны результатом.

Почему? Потому что у нас в голове уже существует картинка. То есть вы приходите и говорите: хочу нарисовать домик. Но я точно знаю, что в голове вы уже нарисовали этот домик. А когда у вас не получается такой домик, — вот он следующий психологический конфликт, порог, который мы преодолеваем постепенно.

Зачем ко мне вообще приходят люди? Они не приходят рисовать в классическом формате этого слова. Нет. Они приходят с самими собой, приходят увидеть себя «А какая я настоящая?». В моём понимании, жизнь можно познавать двумя способами: через боль и через удивление. Я познавала длительный период жизни через боль, и больше так не хочу. Я хочу удивляться и позволять жизни удивлять себя. А вот образы, которые получаются, когда мы доверяем мастеру, Вселенной, тому состоянию, к которому мы приходим, всегда получаются удивительные.

Что чувствует и о чём думает художник-трансперсоналист во время творческого процесса?

Для меня это особый кайф, потому что когда я пишу, не чувствую вообще ничего. Думаю, для многих женщин норма слышать весь мир одновременно — как работает телевизор в соседней комнате, как шуршит кашка, которая варится, как капает труба в ванной, которую уже починить невозможно, как громыхает дворник, как где-то там завелась машина, как чирикают птички. Так вот, мало того, что я слышу, я ещё и чувствую это всё.

Когда начинаю творить, растворяюсь совершенно, становлюсь инструментом. В материальном облике я некий конечный продукт, человек, и все процессы, которые происходят, зациклены на мне, рядом со мной. А когда я пишу, то перестаю быть конечным продуктом, становлюсь посередине, то есть становлюсь неким божественным инструментом — кисточкой, карандашом, — как угодно назови, — который идёт по воле высшей силы что-то творить. Это чувство полного доверия процессу больше всего и привлекает меня в интуитивной живописи, что через тебя пришёл какой-то образ, какое-то понимание того, что будет происходить на холсте.

На последнем мастер-классе у девушки получился бегемот, выходящий из пены морской, с крыльями стрекозы, а на заднем фоне рериховские горы, словом, потрясающая картина. Я говорю этой девушке: «Представь, ты приходишь ко мне, и я даю задание нарисовать такую картину». Но не может мозг такое придумать, понимаешь? Поэтому мы идём от обратного, становимся инструментом. Я создаю состояние доверия, и ученики, находясь в нём, начинают творить. Конечно, получаются такие уникальные вещи, которые мозгом ты не всегда напишешь.

В соцсетях много положительных отзывов о твоём творчестве. А приходилось слышать негативные?

Один случай хорошо помню. Это было в Новокузнецке, я рисовала с девушкой, назовём её Леной, картину, причём, классическую. Рисовали достаточно долго, а потом вдруг она перестала ходить. Я поинтересовалась у администратора — почему. Она сказала, что у Лены в жизни было всё хорошо до того момента, пока не появилась я. Со слов Лены, после того, как она начала рисовать со мной, в её жизни начало всё рушиться, возникли проблемы с мужем, с бизнесом.

Часто бывает такая вещь: люди со мной порисуют и пропадают с поля зрения. Проходит год, два, три — объявляются и рассказывают, как сильно изменилась их жизнь за это время в лучшую сторону. Я иногда то ли в шутку, то ли полуправдой говорю: если не хотите, чтоб изменилась ваша жизнь, не ходите к Венере Валевской рисовать (смеётся).

А как ты сама оцениваешь ситуацию с той девушкой из Новокузнецка?

Где тонко, там и рвётся. Глупо считать себя пупом Вселенной и говорить: «Дааа, всё меняется из-за меня». Я же адекватный человек, живущий в материальном мире, и понимаю, что единственное, чем я чётко владею, — это созданием пространств состояний и энергией. Я могу передать тебе энергию, но — нейтральную. Вопрос в том, каким образом ты её окрасишь, в положительный аспект или в отрицательный.

Например. Сходил человек ко мне на мастер-класс, а после поссорилась с мужем. Это можно воспринимать как? «Вот я сходила, что-то во мне поменялось, я начала ругаться с мужем, ай-яй-яй, что же делать — беда». А другая пришла на мастер-класс, поссорилась с мужем, и вдруг всплыли такие вещи, о которых они никогда не разговаривали. И начав общаться между собой на эти темы, они выяснили то, что помогло им ещё больше укрепить отношения. Вот два совершенно противоположных способа работы с энергией.

Сколько картин в твоей творческой копилке?

Порядка 100 картин точно есть. Многие из них разошлись, осталось около 40. Они ещё из первой коллекции, которую можно купить, но только по запросу и по согласованию со мной. То есть могу и не продать, потому что эти картины несут в себе очень мощный заряд энергии.

Сколько в среднем стоит одна картина?

Сложно сказать. Я являюсь членом профессионального Союза художников России, и у нас есть чёткий критерий, даже уравнение есть, как рассчитывать цену на картину. Если отталкиваться от этого уравнения, моя картина стоит от 50 тысяч рублей.

Несколько лет назад ты открыла собственный бренд одежды «Я картина». Как родилась идея, как её воплощала?

Когда я стала рисовать, то поняла, что у картины даёт не так уж много возможностей реализации. Её можно представлять на выставке, но основная цель — чтобы её купили и разместили в каком-то пространстве, где она будет жить всю оставшуюся жизнь. Мне было немного грустно, потому что я чувствовала, что потенциал моих картин гораздо больше, в них много энергии. И однажды мне пришла в голову такая мысль: как же здорово, когда женщина открывает шкаф и одевает своё настроение!

Решила попробовать реализовать возможности своих произведений на одежде. Я благодарна богу, что рядом со мной уникальный мужчина, мой муж, который поддерживает меня во всех начинаниях. Посоветовалась с ним и начала с футболок. Это было в 2017 году. Первый опыт оказался неудачным — подвело производство, с которым начала сотрудничать. Когда я получила образец, у меня случилась истерика.

К вопросу о выпуске футболок я вернулась месяца через три. На этот раз дело пошло, но возникли другие трудности. Во-первых, я сама футболки не очень люблю. К тому же, у меня размер plus-size, и подобрать футболку на меня не так-то легко. А для меня было странным, что я сама не могу носить вещи, которые выпускаю. Начала думать, чтобы такое сделать, чтобы это было всем по размеру. Так появилась идея предложить покупательницам платки. Два года назад я зарегистрировала бренд и начала выпускать эти аксессуары.

Есть в твоей коллекции уникальная вещь с необычным названием — пыльник. Что это?

Пыльник — это тонкая верхняя одежда, удлинённый тренч без пуговиц, без молнии, без застёжки, свободный, обычно длинный. Он настолько меняет образ, что невозможно не обернуться и не посмотреть на тебя. Я сделала его в двух форматах — шёлковым и из бархата. Сама ношу и тот, и другой. Пыльник я впервые представила на фестивале дизайнеров в Пятигорске в этом году. Коллекция называется «Харизма». Надевая пыльник, ты «надеваешь» на себя другое состояние. Я не продаю вещи, я предлагаю примерить состояние, потому что в моих вещах девушке, женщине невозможно быть незаметной и затеряться в толпе.

 

Текст: Елена Хатова.

Текст: Редакция «Сибдепо».
Фото: Венера Валевская
Поделиться в VK
Поделиться OK
Отправить в телеграм
Отправить в WhatsApp