Сибдепо публикует вторую часть монологов кузбасских медиков о пандемии короновируса. Наши собеседники – медперсонал больниц, поликлиник и участков. На этот раз речь пойдет о пневмониях: как спасают тяжелых пациентов с симптомами «ковида», но отрицательными тестами и действительно ли разграничение между коронавирусом и пневмонией такое строгое? Почему не все могут позволить себе лекарства, о тестах и статистике – читайте ниже.

Напомним, каждый монолог – это опыт отдельно взятого медработника, который может не отражать ситуацию в его районе и области в целом. Все интервью были записаны с 11 по 14 октября. На момент публикации ситуация уже могла измениться.

«Каждый день кого-то отправляем, но в сводке нас нет»: врач о статистике и пациентах

«Сейчас ситуация такая, что «скорая» приезжает только к тем, у кого температура сильно высокая. Те, кто температурит, но чувствует себя нормально, идут к терапевту своим ходом. Тяжелых пациентов кладут в стационар, это действительно так, в крайних случаях отправляют на машинах санавиации в ковидарий. Мазки берут только у тех, у кого пневмония, кого кладут на госпитализацию, и всё. Остальные сдают платно, если хотят. У нас есть экспресс-тесты для медиков, тем, кто хочет, сейчас ещё начали делать кровь на ИФА (иммуноферментный анализ). Для пациентов этот анализ стоит 1800 рублей. Сегодня к нам приходил мужчина, у него пропало обоняние, ему предложили платно сдать кровь, он отказался».

«Так как медикам идут доплаты за работу с «ковидом», мы имеем доступ к местной статистике. Новых заражённых в нашем районе выявляют почти ежедневно: вчера зафиксировали четыре случая, сегодня внезапно больше десятка. В сводке по нашему району пишут то ноль, то один. Чаще ноль. Не знаю, почему нас в статистике нет. Может быть я чего-то не понимаю или наших пациентов вписывают в другие города, где есть ковидарии. Не могу сказать.

Насчёт масок: у нас на приёме сидит доктор, вечерами ещё ездит на вызова, говорит, что маски не дают. Он сам диабетик и ведёт приём температурящих без всякой защиты. Сегодня смотрю – в респираторе, говорю: «наконец-то вам маску выдали!», он отвечает: «Это мне на вызове пациент дал, железнодорожникам выдают, они с нами уже не первый раз делятся».

Тем, кто сидит в кабинетах, похоже, маски вообще никому не дают. Нам с начала пандемии дали один раз самодельную марлевую повязку, сказали – «стирайте». В силу того, что я ещё с туберкулёзом работаю, у меня запас респираторов есть. Но они тоже в дефиците: не столько, сколько нужно. Я одну маску неделю ношу, «кварцую» и ношу. Даже больше недели, по месяцу. Зато дают одноразовые халаты и почему-то чепчики. Последние в таком количестве, что девать некуда.

В нашем крыле порядком медиков заболело вирусными заболеваниями, в том числе, и в моём отделении. На днях умер человек из не медицинского персонала: пневмония, неподтверждённый «ковид». В начале недели очередь на флюорографию была огромная, приняли больше 200 человек. Знаю про бабушку, 86 лет, у неё выявили двухстороннюю пневмонию и отправили домой лечиться. Скорее всего, она там умрёт. Потому что живёт в доме с печным отоплением, детей нет, родственников тоже. Не представляю как старики в деревнях выживают».

«Всех больных с пневмонией мы считаем коронавирусными»: врач о работе в спецбригаде

«С начала пандемии я работаю в составе специальной бригады, мы обслуживаем пациентов из группы риска. С учетом возможности заражения приходится работать в противочумных костюмах. В составе бригады у нас водитель, санитарка и я, врач. Так как кадров не хватает, водитель взял на себя обязанности санитара.

Минимум вызовов, два адреса, было летом, всего один день, в основном от 16, максимум – 29 адресов. Зачастую на одном адресе по два-три человека. Кроме спецбригады у меня ещё есть свои обязанности, по времени переработка получается небольшая, и главная сложность не в этом.

Сейчас похолодало и руки в перчатках начинают прилипать к металлу. В добавок, на шестом десятке лет скакать по этажам в противочумном костюме тяжко, но я уже привыкла. Коллеги шутят, что меня в этом костюме уже не найти, похудела сильно».

«Морально тоже тяжело. Приходится работать с пациентами, которые в панике. Иногда люди ищут источник заражения там, где его быть не может. Как мне одна сказала: «Был контакт с тем, кто был в контакте с тем, кто был в контакте». Каждый раз приходится объяснять все нюансы. Мало того, нетяжелые пневмонии лечат на дому и мне приходится ставить пациентов перед фактом – лекарства им нужно покупать за свой счёт. Лечение стоит тысячи рублей и мало кто может его себе позволить. Из-за увеличения количества заболевших, больницы, видимо, не справляются, и нам дали распоряжение отправлять людей на домашнее лечение. Амбулаторно лечатся пациенты с коронавирусом в лёгкой-средней форме, без патологий и не состоящих в группе риска. В ОМС препараты не входят и они сами покупают лекарства.

Тяжелых пациентов скорая забирает быстро, никому не отказывает. Единственная проблема «скорой» в том, что они не сообщают нам, если забрали пациента. Иногда случается так, что я еду на вызов, человеку стало хуже, он позвонил повторно и «скорая» его уже увезла. Если такое случается в отдалённых районах, то мы очень много времени теряем. Тут спасают фельдшера, они узнают: либо человека уже увезли, либо ему стало лучше и моя помощь уже не нужна. Половина вызовов таким образом отменяется».

«Тяжелые случаи отправляют в Кемерово или в другие крупные города. На скорых стоит оборудование, и если они видят, что уровень кислорода в крови ниже критического, увозят вообще без разговоров. Когда всё только началось, мы любых коронавирусных отправляли в ковидарии, бывало, что даже уговаривали и «угрожали». Объясняли последствия в случае отказа, что если вдруг кто-то умрёт, это будет на вашей совести. Сейчас наоборот, приходится оставлять пациентов на дому, а человеку страшно. Мы разъясняем людям их ситуацию, говорим когда нужно ложиться в больницу, а когда можно полечиться дома.

Доплата за работу с коронавирусом идёт стабильно, не такая большая, как в стационаре, но всё-таки – порядка 36 тысяч в месяц плюсом получаю. Сейчас нам планируют высчитывать работу с коронавирусными по часам. Не представляю, как они считать будут, если я по три-четыре часа в противочумном костюме провожу. Честно скажу: хоть я патриотка и коммунистического воспитания, если доплату отменят – работать не буду. Это очень тяжело, без дополнительного стимула никому не пожелаю.

Про койки, если честно, у меня даже нет времени думать. Знаю, что многие отделения перепрофилировали под пневмонии. Плановое стационарное лечение вообще всё закрыто, не принимаем хроников, стараемся справляться в дневном стационаре и амбулаторно. Острые патологии, инфаркты и инсульты, конечно госпитализируются, стараемся, чтобы потоки пациентов не пересекались».

Разница между обычной пневмонией и короновирусом большая. Первая гораздо легче лечится, а второй тяжелее протекает и долго рассасывается. Вирус и на снимках выглядит по-другому, рентгенолог пишет: пневмония, вероятно, вирусная. Мы не пишем сразу, что это коронавирус, пока не придут анализы, не имеем права ставить диагноз. Результаты приходят в лучшем случае через три дня, поэтому всех больных пневмонией мы считаем потенциально коронавирусными. Лечим сразу по двум направлениям: назначаем антибиотику и противовирусные. За мою практику такого наплыва пневмоний никогда не было, бывало, что сезон вообще без них обходился.

Болезнь забирает не только стариков: гипертоники, диабетики, пациенты с ишемической болезнью, с патологическими болезнью легких – они в первую очередь страдают. Если иммунитет ослаблен, ВИЧ или был перенесён туберкулёз – любая хроническая патология усугубляет состояние.

Хотя на моей практике есть женщина, ей 60 лет, гепатит, ВИЧ, сифилис и ещё, бедняжка, подхватила коронавирус. Лечилась она на дому, от противовирусных ей было плохо, зато от алкоголя хорошо. За три недели таких постоянных «дезинфекций» короновирус в общем у неё умер. Хотя она отрицала, что пила, но запах стоял даже через респиратор. Брать с неё пример, конечно, ненужно».

«У трети пациентов есть все симптомы, но анализы отрицательные»: врач о лечении вне ковидариев

«Поток пациентов идёт постоянно, но пики случаются после смертельных случаев, когда умирает известный в районе человек. С другой стороны, есть те, кто не верит в коронавирус, и они тоже пополняют нашу статистику. Диагноз мы ставим только тогда, когда приходит мазок. Если результат положительный, то отправляем домой на самоизоляцию, берём ещё анализы и расписываем лечение. В случае ухудшения, они обращаются повторно, в стационар идут только тяжелые. Такая история».

«Не припомню такой большой наплыв пневмоний, что-то подобное было лет 10 назад. Сейчас у нас с разными формами пневмонии каждый день по 3-4 пациента выявляют. Если в стационар люди поступили одновременно, то их сначала кладут в одну палату, где они частично изолированы, потом коронавирусных переводят в отдельный блок. Там у них свой вход, тамбур, где мы одеваемся в маски, очки и перчатки – всё как надо.

Раньше тяжелых было проще в ковидарий пристроить, брали по первому требованию, сейчас с этим сложнее. Больных много, люди быстро тяжелеют, тех, кто может дышать самостоятельно, мы лечим в нашем стационаре. Однако и в ковидарии почти каждый день кого-то отправляем. В целом, в статистике потом так и пишут: два-три случая, но я не часто сводку смотрю, не могу ручаться.

Бывает, поступает к нам больной, в среднем или тяжелом состоянии, смотришь на него и все симптомы на лицо – прям клиника «ковидозная». Но мазки отрицательные. Примерно у 30% пациентов так случается. В таком случае мы его изолируем, если сильно подозреваем, то оставляем одного в палате. Конечно подозрительных пациентов с отрицательными анализами мы всё равно лечим от «ковида». Из-за большого наплыва пациентов особо нет времени думать, действительно ли это пневмония или нет. Есть стандарт помощи при коронавирусе, вот по нему и работаем. Если человек дисциплинирован, по нему видно, что он настроен на лечение и есть такая возможность, то отправляем домой. Там они в принципе неплохо выздоравливают».

«Если нам кажется, что у человека коронавирус, а результаты отрицательные, то в ковидарий не отправляем. Вдруг у него действительно пневмония. Пневмонии мы лечить умеем и всегда справлялись своими силами. Мы не отправляем потенциально заражённого в место, где заведомо есть больные. Зачем подвергать человека дополнительной опасности? Как правило, оставляем в районном стационаре. У нас есть кислород, антибиотики, лежат пациенты с тяжелыми пневмониями и неподтверждённым «ковидом», но ничего – уходят домой здоровыми. Хотя мы у всех них мы подозревали коронавирус.

С таким подходом к безопасности человечество само себя потихоньку уничтожит. Бывают, придут люди, жалуются: «Я дышать в маске не могу», а мы-то в этих чумных костюмах «можем». Я три часа просидела на приёме в респираторе, встала и чуть не упала в обморок от кислородного голодания.

Врачам в существовании коронавируса сомневаться не приходится. Знаете, когда ты сделал всё, что мог, но человек всё равно умер, то адекватный врач сомневаться не будет».