Когда мама приходила, она начинала шевелить мои руки и ноги, поднимала их. Это очень больно. Потому что фактически мышц почти не было. Я сопротивлялась и протестовала. Но это единственное, что могло поднять меня на ноги. Родители потом рассказывали, что прогнозы врачей были неутешительными. Когда я лежала в коме, им говорили, что я могу не очнуться. А если очнусь, возможно, стану «овощем» или инвалидом, потому что останусь парализованной.
Я дышала самостоятельно, но дырку в горле пока сохраняли, прикрывали её марлей, кажется. Потом, когда, наверно, медики убедились, что я стабильна, из дырки вытащили какую-то штуку, и дырка буквально за несколько дней затянулась. Так я смогла начать говорить.
Не помню, сколько лежала в реанимации после комы. Может, две, может, три недели. Медсёстры очень любили со мной разговаривать. Я в отделении была дольше всех, и, наверно, они переживали. Потом меня перевели в отделение неврологии. Оттуда – в реабилитационный центр. В общей сложности, я болталась по больницам около трёх месяцев. Руки и ноги пришли в норму. Я до сих пор помню, когда левая нога, которая не двигалась наиболее долго, пошевелилась в первый раз. Вообще-то ходить – это счастье. Сейчас у меня всё хорошо.