×

Вандализм как приключение: кузбасский граффитист рассказал о тайной жизни региона

Они приходят ночью. Действуют очень быстро. Следов не оставляют, зато повсюду пишут свои имена. Граффити давно вышли из моды. Писать на стенах больше не круто. Тем не менее на стенах продолжают писать. Кузбасский граффитист Sugarwater рассказал всё – эксклюзивно для Сибдепо.

«Посмотрим, кто выиграет»

Если честно, даже думать не хочется, что бы со мной было, если бы меня поймали. Всё зависит от конкретной ситуации. Могут приписать административную статью – то есть хулиганство. Либо статью о вандализме. За это дают большие штрафы. Есть вероятность и тюремный срок получить. В Питере недавно была история, бабка помогла поймать двух вандалов. Парни рисовали днём на вагоне. Пожилая женщина стала к ним привязываться. Они ей говорят: «Отстать, отстань». Потом один из парней её отталкивает, женщина падает. Ему приписали нанесение увечий. Теперь парням грозит до семи лет тюрьмы.

Понятно, никто не хочет сидеть. К акциям подходят очень серьезно. Парни стирают отпечатки пальцев с банок краски, рисуют в перчатках, переодеваются перед акцией. С собой есть цивильная одежда и второй комплект – спортивки, кофта, балаклавы или маски, перчатки, легкие кроссовки. Если охранники застали за рисованием, парни убегают и где-то скидывают краску. Никто не пытается потом пойти забрать её. Даже если ты выкинул тысячу рублей, потому что краска достаточно дорогая, лучше обойтись без этой тысячи.

Всё зависит от региона, как ни странно. Я слышал много историй, когда в Новосибирской области парней ловили чуть ли не на электричках, и вохры (сотрудники вневедомственной охраны) смотрели эскиз и такие говорят: «Да нет, это не он». И отпускали. Крайне загадочно.

Бывали ситуации, когда охранники ловили парня и избивали его. Потом чувак такой: «Либо вы меня сейчас отпускаете, либо вы будете подавать на меня в суд за то, что я разрисовал электричку. А я подам в суд на вас за избиение. Посмотрим, кто выиграет». Рассказывают ещё, что за электричку можно заплатить. Подходишь к машинисту и говоришь: «Пять тысяч рублей, и 10 минут ты никого не вызываешь».

«Мне просто нравилось рисовать буквы»

Я даже не помню, когда начал заниматься граффити. Лет в 13, наверно. Я тогда жил в Мариинске. А сейчас мне 24, получается, больше 10 лет рисую. В детстве я очень криво писал. Прописные буквы мне вообще не давались. Часто писал печатными буквами. Тогда у меня дома уже был Интернет, но я вообще не интересовался граффити. Мне просто нравилось рисовать буквы. Я думал: прикольно, если имя вот так круто расписано.

Однажды зашел на Википедию и прочитал всё про граффити. Там была куча ссылок на фильмы, на какие-то источники. Я купил себе краску на день рождения. Прям в моем дворе была длинная-длинная стенка. Я шёл со школы, а на ней парни рисуют. Я вообще не поверил своим глазам! Парни рисуют не на фестивале граффити, а просто в моем дворе. Я подхожу к ним, говорю: «Блин, а можно с вами?» Они такие: «У тебя краска есть? Ну пофиг, давай». Зашел домой, нервничал, взял какие-то свои эскизы, краску. Я, конечно, полную фигню нарисовал. Но делал вид, что вообще во всем шарю.

Первый раз я нарисовал на транспорте, когда мне было 16 лет. Пошли в трамвайное депо. Я отлично знал это место, потому что мы там постоянно ходили днём, чтоб сократить дорогу. Спокойно, у всех на виду, мимо работников. Что забавно в рисовании в России, если ты делаешь вид, что ты свой, не оборачиваешься, не шугаешься от любого звука, люди начинают думать, что тебе здесь находиться можно. Наверно, все думали, что мы дети какой-то работницы. На нас вообще никто внимания не обращал. Или просто менталитет в России такой. Всем наплевать, пока ты какой-то дичи не натворишь.

И вот мы с парнями пошли туда ночью. Семь потов с меня сошло – казалось очень страшно. Сделать красиво, уйти – единственные мысли. Было такое первобытное ощущение, как будто на мамонта охотишься. Вот ты идешь в закрытое тихое депо, в место, где тебя вообще быть не должно, и видишь перед собой трамвай, который будто спит. Ведешь себя как можно тише, чтобы не привлекать внимания. Мир как будто вообще перестаёт существовать. Есть только место, где рисуешь, и ты. Больше ничего нет. Особенно на крышах такое чувствуется. Когда лезешь на крышу, знаешь: это высота, это пятый этаж. Но, когда наносишь первую линию, полностью включаешься в процесс и вообще ни о чем не думаешь.

Надо понимать, что граффити – это эгоизм. Получение адреналина, кайфа, эмоций. У нас не принято слово «граффитист». У нас это по-другому называется. Раньше, когда граффити только зарождалось в России, было два понятия: райтинг и бомбинг. В райтинге важно качество, а не количество. Нужно сделать большой крутой яркий рисунок на стене. И такой художник называется райтером. Для бомбера важно как можно больше мест сделать, то есть оставить везде побольше рисунков. У бомберов считается, что, чем больше ты сделал рисунков по стране и Европе, чем больше везде засветился, тем ты круче.

Сейчас разделение на райтеров и бомберов условное. Если мне хочется адреналина, я полезу в трамвайное депо. Если хочется спокойно порисовать валиками и кисточками, найду какую-нибудь заброшку.

«Мне не страшно»

Конечно, бывает очень много смешных случаев и всякой дичи. Здесь на фотке немного видно. Там дядя нам уже кричит: «П…!» Причем охранники одновремено выскочили с двух сторон. Это была конечная станция. Мы вышли за пару станций от этого места. Ну, чтобы не спалили. Иначе почему это четыре чувака выходят на конечной, а потом там что-то разрисовано?

На электричке как обычно рисуют? Приезжаем на конечку. С собой у нас рации, бинокли. В рисовании на электричках процентов 20 рисования и 80 процентов охоты, выслеживания, понимания того, кто вообще где находится. Машинисты уходят спать. Выключают свет. И у тебя буквально 20-30 минут есть, чтобы порисовать.

Но в тот раз они не спали. Уже 3:20. Электричка отправляется в 4:20. Её заводят, начинают проверять. Мы такие: «Блин, надо делать». Надеялись на то, что нас просто не увидят. Мы подбегаем к ней, начинаем рисовать. Я фотографирую парней. До этого мы проверяли, есть ли охранники в будках. А ещё я видел, что было два машиниста. Мы уже почти дорисовали. Я подумал, что сейчас мы отойдём, и я со вспышкой бахну фотку рисунка. В этот момент паренёк рядом со мной молча хватает меня за шкирку и начинает тащить. Я разворачиваюсь, краем глаза замечаю, что к нам бежит тело с фонариком. Хочу пацанам сказать и вижу, что парни уже бегут. То есть мы с пареньком последние остаёмся.

 

Это было очень странно. В тот момент голова вообще не работала. Мне не было страшно. Я просто бежал. И нет мыслей, типа «поймают – будет плохо». Просто убежать. Я просто хочу, чтоб это закончилось, чтобы этого вообще не было.

Мы свалили. Потом дошли до другой станции, сели в электричку, приехали раньше той электрички, которую разрисовывали. И мы даже успели снять то, как наша электричка пошла по маршруту. И были весьма рады. Понятно, она будет ездить два-три рейса, потом ее, скорее всего, отправят на закрашивание. Но надо, чтоб была фотка. Если ты нарисовал на электричке – это полдела. А если есть фотка или видео, где она едет – тогда ты красавчик. Теперь ты официально трейн-бомбер.

«Гетто бойз»

На фестиваль граффити в Новокузнецк приезжали немцы. Забавная история была. Мы зашли в пивнуху купить пиво с ребятами и с одним из организаторов. Стоят немцы и пытаются купить нефильтрованное. И они очень долго как-то криво объясняются с продавщицей. Она их вообще не понимает. Очередь не двигается. Я подхожу к продавщице, говорю: «Дайте им нефильтрованное, они, наверно, нефильтрованные просят». Ну, немцы поблагодарили, мы познакомились. Они начинают разговаривать, и я слышу слово «фрейт». А фрейт – это товарный вагон. Я такой: «Знаю место, где можно порисовать, если вас это интересует». Они: «Да, вообще супер!» Я: «Но я буду вас фотографировать».

Через пару дней мы встретились возле их хостела, сели на автобус и поехали. Приезжаем на район, он достаточно сильно похож на Кировский в Кемерове. То есть там вообще жесть. Я ещё в автобусе немцам говорю: «Ребят, не говорите, пожалуйста, на своем языке. Вас не поймут». Они: «Ну, конечно, нас не поймут, мы же на немецком говорим». Я: «Не-не-не, вас не в этом смысле не поймут – до вас докопаются». Они: «А почему?» Ну, как я могу им это объяснить? Я такой: «Блин! Молчите просто!» Им, конечно, это всё в диковинку. Они довольные, счастливые. Мы выходим из автобуса. И первая картина, которую видят немцы: какие-то синяки сидят на бордюрине и из фунфыриков бухают. Немцы так обрадовались: «О! Гетто бойз!» Потом, конечно, я повёл их на товарных вагонах рисовать.

В Европе с граффити очень интересная обстановка, не такая, как в России. У нас тяжелее попасть на территорию депо или станции. Но при этом, если куда-то залез, шансы того, что тебя не погонят, достаточно высокие. Скорее всего, там либо охранник спит, либо камеры не работают.

В Европе совсем наоборот. Мой приятель рисовал в Париже, в Германии, он рассказывал. В России охранники тебя видят издалека и сразу начинают орать и бежать к тебе. В Европе так не делают. Если увидят, что кто-то на вагоне рисует, они вызовут ментов, вас возьмут в кольцо, и ты уже не сбежишь. В Германии годов с 90-х есть специальный отряд полиции, который занимается только граффити. Без шуток.

В Германии с этим настолько сложно, что у парней есть конспиративная квартира, где они хранят краску. Местные очень боятся рисовать, потому что их легко могут вычислить. Они постоянно меняют названия команд, у них по пятьдесят псевдонимов. Иначе менты могут подумать: «Что-то Буги зачастил, надо его поймать».

Местные всегда помогают приезжим. Чем хорошо граффити, так это тем, что отношение друг к другу чаще всего положительное. Тебе спокойно могут сказать: «Го порисуем». Ты такой: «О, новый человек, почему бы и нет?» Ко мне много раз гости приезжали. Я и со впиской помогал, и вообще со всем.

«Крутой чувак должен быть олл сити»

Кемеровская область слаба в плане граффити. Самые сильные ребята разъехались. Когда я только переехал в Кемерово, увидел на стенах много псевдонимов. Подумал: «Блин, фига тут народу! Наверно, тут вообще кипишь происходит». Позже оказалось, что это просто какие-то модники, которые только начинали и дальше этого не пошли.

Самые топовые, так скажем, это 5-6 человек, взрослые парни, старше 25 лет, адекватные. Они давно этим занимаются, им неинтересен бомбинг. Их фиг куда вытащишь. Потому что есть девушка, квартира, работа. У одного даже ребёнок есть. Я бы на их месте тоже не хотел куда-то лезть. Ладно, я ещё молодой, мне пока нечего терять, как говорится. Взрослые парни предпочитают райтинг – более спокойное рисование.

В Кемерове самый известный из них, наверно, Культ. Ему около 30 лет. Крутой чувак должен быть олл сити – то есть по всему городу. Это как раз Культ. Он сильно выиграл за счёт того, что писал по-русски. В основном он занимается райтингом. Оформляет магазины и кафешки в Новосибирске и Москве.

Кемерово – неудачный город для граффити. Здесь очень быстро закрашивают. Зато в Томске всё разрисовано. От того, что ты там рисуешь, ты не чувствуешь опасности. В Кемерове старички переживают и рисуют на одних и тех же местах поверх своих же рисунков. Мне странно это видеть. Я говорю: «Вы же так классно рисуете, вы же взрослые. Кто будет привязываться к бородатым мужикам, которые приехали на крутых тачках?» Они такие: «Нет, а вдруг погонят». Возраст многое решает.

«Потому что я живой»

В 16 лет думаешь: «Я сейчас покажу, кто хозяин города!» Но, чем старше становишься, тем такая фигня безразличнее. Да никто не смотрит на стены. Люди просто думают, что ты дебил, вот и всё. А когда-то я начал рисовать граффити, потому что задумывался вот о чём. Если я умру, что от меня останется? Ну, от всех остаётся память. А я хочу остаться в городе. Чтобы обо мне помнили, что я что-то сделал.

Мне просто хочется оставить след. Потому что я живой. Я таким образом доказываю самому себе, что я хоть что-то значу. Конечно, хочу попробовать себя ещё в чём-то. Хочу попробовать себя в холстах и в скульптуре, потому что другая форма, есть объём – это прикольно. Ещё мы делаем шмотки, рисуем на майках руками. Вещь получается в единственном экземпляре. Даже если я попытаюсь скопировать, все равно выйдет по-другому.

На вещах я могу нарисовать то, что я не смог бы нарисовать в граффити. Могу сделать пейзаж или абстракцию. Потому что граффити всё равно загоняет в определённые рамки. Когда работаю с какой-то вещью, я думаю: что было со мной за месяц? Пытаюсь из мыслей и эмоций собрать один общий рисунок.

А ещё я хочу передать привет. Мама, привет. Смотри, я не бесполезный.

Текст: Агата Рыжова.
Видео: Sugarwater
Фото: Sugarwater, Максим Киселёв
Поделиться в VK
Поделиться OK
Отправить в телеграм
Отправить в WhatsApp