Юрий Башмет: «Альт для меня — нечто унисекс»

Юрий Башмет — музыкант, не нуждающийся в представлении. Несмотря на напряженный график гастролей по Сибири, он нашел время для общения с прессой и ответил на несколько вопросов от «МК».

— Тяжело переживаете такие гастроли? Пять дней, пять концертов…
— Это нормально. Мы привыкли гастролировать и играть каждый день. Поверьте, и в Германии, и в Италии ситуация та же. Правда, если это только игра. Без пресс-конференции. Серьезно! Потому что сейчас мне по идее надо находиться на сцене и с оркестром репетировать. А до этого надо было поесть и час отдохнуть. 
— Какую программу Вы приготовили для сибиряков?
— Это относительно новый для нас репертуар. И зрителя сегодня ожидает вечер премьер. Потому что, я вам гарантирую, Свиридов будет звучать сегодня впервые (имеется в виду Камерная симфония для струнных 1840 г.с. — авт.). Я не был знаком лично с автором, но считал своим долгом выучить ее. Я получил партитуру от вдовы Свиридова, из первых рук. Эту симфонию еще никто не знает, ну, в Москве ее слышали, в Питере… Сейчас вот — в Сибири. 
Недописанный концерт Моцарта Ля мажор для скрипки, альта и виолончели тоже исполняю только я. У всех складывается автоматическое мнение, что раз не дописал — значит, умер и не успел. Это не так. Я причин не знаю, но, может быть, что называется, «не пошло». Я видел в академическом издании 6 или 7 оригинальных страниц, записанных рукой Моцарта. А потом приснился мне сон. Знаете, как бывает… Завтракаю. И вдруг через минут десять возникает мысль в голове: можно же из этой симфонии сделать целый концерт — для альта и струнного оркестра. Все пошло как по маслу: мы начали выступать. С большим успехом показывали ее во всем мире, но опять-таки в Сибири — в первый раз. Например, в Японию без Чайковского и Моцарта приехать нельзя. Это те авторы, которых хотят слышать там непременно! Но у меня стремление сохранить некую свежесть и не заигрывать эти сильнейшие произведения. Поэтому сегодня будут звучать преимущественно незнакомые вашей публике вещи.
— Говорят, что помимо альта Вы еще неплохо владеете гитарой. Правда?
— Тут такая ситуация. 1969 год. «Beatles» на пике своего творчества и в тупике одновременно, потому что казалось, что ничего нового в своем направлении они уже не создадут. У меня была группа, где я делал аранжировки, играл на всех инструментах. Но главное, что получалось у меня лучше всего, — это была сольная гитара. Первое время своего инструмента у меня не было, поэтому приходилось одалживать у других. Но вот она появилась! Стоила 240 рублей, огромные деньги — две зарплаты папы. А было это так: если у меня прохудились туфли, тогда мой старший брат не получал пиджак, который ему очень нужен был. И наоборот. Я все-таки вышел к родителям с такой наглой просьбой, и мне купили гитару, хотя я знал, что мечта моей мамы — чтобы я играл на скрипке и занимался классической музыкой. Я тогда сразу же пообещал: если мне купят гитару, я буду на час больше в день заниматься музыкой. И по рукам! Они влезли в долги, купили мне эту гитару…
А альт в моей жизни возник на 3 года раньше этих событий, когда мне было 14 лет. Я никогда не слышал, как звучит альт, что это такое. У нас в школе было трое ведущих скрипачей, у которых всегда были пятерки по специальности. Один из них — я. Однажды товарищ Саша сказал мне: «Ты должен перейти на альт». Раньше бытовало мнение, что на альт переводили плохих скрипачей. Но я прочитал книгу Берлиоза «Оркестр» и сразу же перешел в альт. Он писал: «Принято плохих скрипачей пересаживать в группу альтов — какая глупость! Неужели плохой скрипач сможет сыграть на альте, ведь на нем сложнее играть, чем на скрипке?». Самым главным аргументом моего друга Саши стали слова: «Перейдешь на альт, и у тебя появится гораздо больше времени для гитары». 
Для мамы же было важно только то, что я не бросаю музыкальную школу. Папа тоже не знал, что такое альт. Вот так они меня перевели и очень хорошо сделали… Гитару я, к сожалению, подзабыл. А вот рояль по-прежнему люблю.
— Ваша дочь Ксения сегодня также очень успешный музыкант. Гордитесь ее успехами?
— Вообще, когда родилась дочь, мы решили, что ее не надо учить музыке. Ей будет нелегко в этом мире с фамилией Башмет. Но потом в квартире затеялся ремонт, и девочка была отправлена к бабушке — моей маме. И через 2 месяца вернулась от нее абсолютно готовой к поступлению в музыкальное училище. Пришлось отдать. Она туда первым номером прошла — играла уже на рояле. Решили на скрипку не отдавать. Это ужасно, когда ребенок учится и у него не получается. Это страшней китайской казни! Поэтому сначала лучше рояль — он хотя бы не раздражает. Ей повезло с учителями, но потом пришел момент, которым я горжусь: она решила оставить музыку, но я ее переубедил — обманул, можно сказать! Затем она выросла в очень достойного, красивого человека. Несмотря на знаменитую фамилию, ее обожают однокурсники, она компанейский человек, умница, талантлива, очень хорошо обучена. На сегодняшний день она поступила в аспирантуру, учится у Льва Наумова. Без меня участвовала дважды в международных конкурсах, где дважды побеждала. У нее есть свое трио, много играет, работает, недавно вот в Сибири была.
— Есть мнение, что альт — удивительно сексуальный инструмент. Вы согласны? 
— Обратите внимание на картины старых итальянских мастеров: портреты, позади в дымке тосканские горы, а за спиной стоят пажи. Так вот, заметьте, у этих пажей лица унисекс. Альт для меня — нечто похожее, нечто унисекс. Он немножко и космический инструмент, и приближается к кларнету, саксофону. Лучшие произведения прошлого века написаны для альта. После «Лебединой песни» для альта ушел из жизни Шостакович. 

— Какой Вы видите свою публику — это те, кто приходит к Вам на концерт, потому что модно, или большей частью те, кто действительно разбирается в музыке?
— Вообще, в публике должно все быть, и все это есть. Кто-то пришел просто на имя, кому-то просто неудобно отказаться от приглашения. Есть и любители музыки. Для меня главное — что до сих пор люди ходят на альт, я не перестаю этому удивляться. Я никогда не забуду, когда впервые вышел на сцену зала Московской консерватории и боялся посмотреть на галерку, потому что до меня там никто не играл сольник на альте. Мне было страшновато. Я до этого много раз там играл — либо с кем-то из моих коллег-скрипачей, либо с оркестром. Понятно, что в квартете я бы не боялся. Но когда выходишь на сцену один… 
Что касается публики, нам нравится ее радовать (я имею в виду себя и «Солистов Москвы»). Новогодние концерты любим делать, выходить за рамки жанра. При переходе в новое тысячелетие я решил, что будущее — за молодыми, и взял себе в напарники учеников музыкальной школы. Ряд концертов мы отыграли с детьми, например, 5-летняя девочка играла на флейте! Люблю такие моменты. 
— Молодежь Вас воспринимает? 
— С молодежью дело обстоит довольно ясно, потому что у меня есть контакт через моих студентов, я знаю их отношение к музыке (Юрий Абрамович преподает в Московской консерватории — авт.). По поводу Ванессы Мэй и ее мини-юбки, которая так нравится молодежи… Да, я согласен, что есть те, кто импровизирует лучше нее. Да, есть и мини-юбки получше… Но вот сочетание неплохой игры и мини-юбки есть только у Ванессы! Я очень хорошо к ней отношусь, потому что она берет классический репертуар (а его испортить нельзя) и осовременивает его. И те молодые люди, которые никогда бы не пришли на «Времена года» Вивальди, теперь гордятся тем, что знают эту музыку. И здесь, по-моему, любые средства хороши — и мини-юбка, и электрическая скрипка.
А вообще, я так думаю: для того чтобы ребенок увлекся классической музыкой, нужно подходить к этому делу очень качественно и очень заинтересованно. Я сейчас говорю о позиции исполнителя. Ребенка увлечет не «шаляй-валяй», а музыка, сыгранная на самом высоком уровне. Когда мне было 9 лет, мама достала у спекулянтов билеты и повела меня в знаменитый Львовский оперный театр. Я ничего не помню из того концерта: как играл музыкант, как звучал инструмент. Но именно тогда я понял, что буду концертирующим артистом.